Преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом - Жан–Клод Ларше

Признание преподобным Максимом в «Богословско–полемическом сочинении XI» Римской Церкви как нормативной в делах догматики[578] крепко связано с тем, что во время моноэнергитских и монофелитских споров папы, наследовавшие Римский престол (включая сюда, по мнению преподобного Максима, и Гонория), никогда не отклонялись от православной веры, в то время как восточные патриархи пребывали в ереси.

Интерес преподобного Максима в споре, где он противостоял всем восточным патриархам, состоял в том, чтобы обеспечить поддержку Римской Церкви, но также и в том, чтобы придать наибольший вес ее авторитету, что является очевидным и препятствует точному определению его экклезиологической концепции о месте и роли Римской Церкви среди других Церквей. Например, невозможно точно установить, в какой мере он признавал ее превосходство (то есть право и власть, которых не было бы у других Церквей) как судебной и апелляционной инстанции или как хранительницы власти вязать и разрешать от грехов, поскольку тогда она единственная была в состоянии выполнять эти функции. Точно так же обстоит дело с тем, что касается ее авторитета в вопросах догматики, поскольку в этот период она обладала среди других Церквей исключительностью в исповедании православной веры и была единственной, кто мог представлять соборную Церковь. В таких обстоятельствах, когда Римская Церковь находилась в положении, дававшем ей исключительное право, достаточно трудно говорить со всей строгостью о первенстве, поскольку всякое сравнение с другими Церквами и какое‑либо определение ее места по отношению к ним невозможно.

Если вновь обратиться к трудам преподобного Максима, можно отметить, что он обычно в большей мере имел в виду Римскую Церковь как таковую, чем ее предстоятеля папу. Упоминая его, он часто говорит также и о римских богословах, и о римских верующих, обозначая их вместе как «римляне», «эти римляне» или «благочестивые мужи Древнего Рима» [579]. Идея, что папа — это викарий святого апостола Петра (и тем более викарий Христа), отсутствует в творениях преподобного Максима. Как многие отцы, преподобный Максим, отмечая апостольское основание Римской Церкви, сразу ссылается на святого апостола Петра и святого апостола Павла [580]. Когда он упоминает «камень», на котором твердо основана Церковь, он, как большинство отцов, не имеет в виду личность апостола Петра, но его правое исповедание веры во Христа [581]; и он считает, что это правое исповедание веры, которого не одолеют врата ада [582]. Когда преподобный Максим восхваляет того или иного папу, он дает понять, что значение, которое он за ним признает, держится не столько на его функции, сколько на его благочестии [583] и преданности православной вере [584]. Он четко утверждает, что любит Римскую Церковь, поскольку она исповедует православную веру [585]. И именно правоверие вероучительной позиции Рима свидетельствует в пользу его сугубого апостольского назначения, а не наоборот [586].

Идея, что папа как таковой мог бы быть для Церкви началом единства или зримым центром единства, чужда мысли преподобного Максима. Для него принципом единства Церкви является Христос[587]. Так же как Сам Христос есть источник истинности церковных догматов[588].

Преподобный Максим признает и высоко оценивает основополагающую роль Римской Церкви и возглавлявших ее Римских пап, которую они играли с момента создания Церкви, особенно в защите ее догматов (например, он чрезвычайно ценит папу Льва I за его деятельность, определившую победу правоверия на Халкидонском Соборе[589]), и он выражает надежду, что они продолжат играть эту роль. Тем не менее, для него не существует непогрешимости папы a priori. Когда ему сообщили, что папа принял ересь, которой поклонялись другие патриархи, это не показалось ему невозможным[590].

Он утверждает, что Римская Церковь есть глава Церквей. Но это не умаляет того, что все Церкви в его глазах по существу пребывают равноправными[591] и ни одна не превалирует над другой[592].

Иерархия, которую преподобный Максим устанавливает между Церквами и их представителями, имеет в качестве основного критерия, исповедуют ли они православную веру или нет[593]. Церкви, которые исповедуют православную веру, принадлежат, или, точнее, являются соборной Церковью; те, которые не исповедуют, находятся вне ее. Римская Церковь уподобляется для него соборной Церкви [594] в той мере, в какой она исповедует — а в тот исторический момент она является единственной, кто исповедует православную веру [595].

Соборная Церковь есть там, где исповедана православная вера. Каждый папа, патриарх или епископ, возглавляющий Церковь, представляет собой ее веру [596].

В смутный период, который наблюдал преподобный Максим, папа являлся, с момента смерти патриарха Софрония, единственным среди патриархов пентархии, кто исповедовал православную веру. Отсюда берет начало та первенствующая роль, которую за ним признает преподобный Максим в защите и прославлении этой веры. Решения в делах веры, принятые коллегиально Соборами или синодами, и значительность этих синодов зависит от согласия, которое дает на их проведение и на их определения собрание епископов, митрополитов и патриархов [597].

Помимо таковых решений, вынесенных синодом, принятие догматических положений папы, как и других патриархов, должно быть удостоверено всеми Церквами, исповедующими православную веру, и, таким образом, подтверждено их согласием.

Многие тексты, которые мы цитировали, свидетельствуют, что это входило в обычай древней Церкви, чтобы каждый патриарх, но также и новоизбранный папа, должны были сообщить о своей вере собратьям, рассылая им Соборные послания и заручаясь их согласием, которое бы обусловливало действительность их рукоположения и позволяло бы войти в общение с ним. Текст преподобного Максима показывает также, что богословские суждения папы отнюдь не представали нормативными и не подлежащими обсуждению, но критически рассматривались богословами других Церквей, и папа находил естественной такую оценку[598].

Решения в области церковной дисциплины принимались также коллегиально[599].

Будь то догматические или дисциплинарные, определения Рима, как и всех других Церквей, должны были быть в согласии с православной верой, Соборами и канонами[600].

Если Римская Церковь есть та, которая «получена от Самого Воплотившегося Бога Слова, так же как от всех святых Соборов, соответственно канонам и священным постановлениям, и обладает во всем и для всего, опираясь на все святые Церкви Божии, которые по всему пространству земли, господствующим значением, авторитетом и властью связывать и разрешать от грехов л [601], то этого не может быть, как указывает сам текст, кроме как на основе «камня», который есть исповедание правой веры во Христа, и в пределах того, что определили Соборы и каноны, то есть того, что все Церкви одобрили и приняли. Наименования «господствующее значение», «авторитет» и «власть» связывать и разрешать от грехов (то есть отлучать от Церкви и присоединять к Церкви) должны быть поняты в контексте, который существовал в ту эпоху, как в сознании Церкви Западной, так и в сознании Церквей Восточных, где эти наименования не имели политических и юридических коннотаций, полученных ими впоследствии в том представлении, которое римское папство приобрело в дальнейшем (особенно в конце IX века), в связи с его местом и функциями[602]. Нельзя сделать вывод, что власть связывать и разрешать от грехов принадлежит исключительно папе, поскольку она была дана Христом святому апостолу Петру (Мф. 16, 19), а папа является преемником Петра: помимо того, что преподобный Максим не видит в папе ни его преемника, ни тем более викария святого апостола Петра (это последнее должно быть процитировано и в отношении святого апостола Павла как основателя Римской Церкви), он не дает забыть, что власть связывать и разрешать от грехов была дана Христом всем апостолам равно (Мф. 18, 18) и принадлежит всем епископам. Для него существенным является то, что Христос есть та «дверь», через которую должны входить в Церковь все желающие благодатной жизни[603].

В глазах преподобного Максима то, что закладывает основу единства (или воссоединения) и общения с Церковью, есть исповедание православной веры; то, что причиняет и поддерживает разрыв с этим церковным общением, есть исповедание иноверия[604]. Роль папы, как она представлена в случае с Пирром (который, напомним, в своем положении не может иметь дело ни с кем, кроме как с равным по сану), состоит в вынесении решения отлучить или присоединить к Церкви и к общению с ней не по произвольному суждению и не действием одного только своего авторитета, но как свидетеля и гаранта от имени Церкви того исповедания веры, которое утверждается его присутствием, но, как подчеркивает преподобный Максим, провозглашается прежде всего перед Богом и перед апостолами[605]. Он сам подчинен в своей власти связывать и разрешать от грехов исповеданию православной веры[606], которое определяет его собственную принадлежность к соборной и апостольской Церкви и обусловливает его авторитет.